ДРЕВЛЕПРАВОСЛАВИЕ. Форум старообрядцев всех согласий

цитата:

ЦЕРКОВЬ, СМЫСЛ ЕЕ БЫТИЯ И НЕОБХОДИМОСТЬ ЖИТЬ В НЕЙ

Нельзя спастись вне Церкви (конечно, православной, истинной). Положение это так твердо стоит в сознании старообрядчества, что нам нет нужды доказывать его истинность.
«Отеческие» свидетельства об истине необходимости Церкви для спасения нам всем ведомы. Поэтому мы в настоящей статье не станем повторять то, что есть: внимательно собрано и у Зеленкова, и у еп. Антония Пермского и в «не нашей» книге Езерского. И в любом курсе догматики.
Наша задача выяснить духовный и нравственный смысл идеи Церкви, внутреннюю ее необходимость для нашего бытия и недостатки нашего отношения к Церкви.
Что такое Церковь в ее духовной природе?
Церковь — тело Христово. Это великий союз верующих во Христа, поистине соединенных любовью Христовой и живою личностью Христа в творческий сильный божественный организм спасения.
Церковь — тело Христово. Господь Христос, спасши Своею смертью род человеческий, примиривши людей с Богом, соединил с Собой человечество, привил его к Себе, как к плодоносной лозе прививаются ветви.
Жить во Христе — значит жить в Церкви. Только протестантская ложь может утверждать, что с Христом возможно лишь личное общение, без единства в единстве Церкви. Отдавши кровь Свою за человечество, за объединение его в любви, Господь дарует милость Свою и спасение объединенным любовью, друг за друга молящимся, рука с рукой под водительством Христа идущим к спасению.
В Церкви Он со Святым Духом дает откровения истины — силу хранить тайны веры: дает взаимной любви христиан. Особенно и вполне эта истина дается Вселенскому Собору, но и постоянно Церковь питается дарами Духа.
В Церкви христианин, сознающий свои падения и греховность, кается при молитве всей Церкви и получает обновление своих сил.
В Церкви, как «союзе верных», он приступает к евхаристии, которая есть центр и крайняя опора спасения.
Сама евхаристия и литургия и есть проявление и место «общения» (λιτουργιον — общее служение). Она есть вместе с тем совершенное соединение с Христом, Лозой небесною, и с церковью в лице прихода и всего народа христианского, вкушающего «от единого хлеба», по словам апостола (1 Кор. 10. 17, 18). «Как хлеб, составляясь из многих зерен, делается единым, так, что хотя в нем есть зерна, но их не видно, и различие их неприметно по причине соединения, так и мы не кажемся только, не представляемся телом Христовым, а есмы тело Христово», — говорит Иоанн Златоуст. Таким образом, благодаря именно евхаристии в особенности, соединяющей верующих в одно тело Христово, Церковь становится телом Христовым, так что без евхаристии не было бы и Церкви. Св. евхаристией устанавливается действительное, реальное единение человечества с Богом во Христе; ею образуется и поддерживается Церковь, святой организм искупленного кровию Христовою человечества. Окончательное объединение верующих в цельный организм святости и любви друг к другу и Богу (=Церковь) осуществляется только в евхаристии: а) нравственно живым воспоминанием, с любовью, ο центральном событии дела Христова, ο Кресте и Распятом на нем, ο любви Божией; б) реально усвоением полноты благ искупления и воплощения Сына Божия чрез соединение с Ним, причастием единой Божественной жизни и Божественного естества.
Не стоящий в Церкви стоит за пределами спасения, не только как раздорник, разрывающий тело Христово, но и как человек, лишенный таинственного единения с Христом в священнодействии, где Церковь реально, вещественно соединяется с телом Христовым.
В то же время Церковь есть Божья организация и земного доброго благоустроения царства Божия на земле.
Белая башня апостола из 70-ти Ермы велась к небу, но стояла на земле: иеросалимская община была уголком Божия царства, образцом того, какой должна быть вообще христианская жизнь: тайна подлинного земного жития дана в тайне Церкви.
Идея власти воплощена в идее иерархии, власти, спаянной с народом до единства духа и воли (в идеале и идее).
Церковь — живое Божье царство, оазис новой жизни в юдоли греха.
Шопенгауэр сравнивает людей с ежами. Когда они разместились далеко один от другого, им было холодно; когда допытались прижаться взаимно, они перекололись между собою.
Существуют общества и лица, от которых нужно удаляться. Со многими можно вступать в сношения лишь по нужде. Таким образом для достижения цели своего бытия, блаженного единения с Богом, человек должен искать помощи не в союзе с каждым встречным лицом, но в обращении к такой избранной общине, которая жила бы служением высшей цели человечества, знала и имела бы средства для достижения этой цели. Эта община должна быть единою и святою. Все человечество может быть разбираемо, как некоторое странствующее племя, для которого земля служит только временной дорогой. Истинная цель человечества — новая блаженная жизнь. Но к этой цели направляется не все человечество и не с равным усердием. Движение народов сложно, пестро, многообразно, люди движутся не только по направлению к цели, но и по направлению противоположному цели, — останавливаются, колеблются, ходят боковыми и извилистыми путями. Но однако в этом разнообразном лагере есть некоторый авангард — лучшая часть человечества. Эта часть идет прямо к той цели, для достижения которой человечество вызвано к бытию Богом. Эта община объединяется прежде всего в знании целей и средств. Цель у членов — Бог; средства — те, которые дарованы Богом для вступления в общение с Ним. Человек не может сам определять условия, на которых он может вступать в общение с Богом, и не потому, чтобы это было недостойно Бога, но потому, что совершенно не по силам человеку.
Истина, возвещаемая чрез особых избранников Божиих и сохраняемая богоустановленными учреждениями (ибо какие человеческие учреждения могут охранять истину от искажения?), содержится общиною. Так как таковая истина может быть только одною, то и община таковая на земле может быть только одна. Могут сказать, что истина может открываться людям в различной мере по степени их духовного разумения, и что таким образом откровение может быть даровано людям в различном виде и в различной мере, и что поэтому богоучрежденных общин, хранящих истину и ведущих ко спасению, может быть очень много. Если бы даже было так, то и тогда в ряду подобных общин была бы одна, обладающая сравнительно большею полнотою богопознания и внешними средствами для богообщения, и потому и в таком случае идеальною задачею каждого должно бы было быть приобщение к этой наисовершеннейшей общине. Но на самом деле это не так. Различие степеней духовного разумения, обусловливаемое, например, возрастом, делает то, что различными лицами в различной мере усвояется одна и та же истина, преподаваемая общиною. Различие индивидуальных особенностей делает то, что одни употребляют одни, а другие — другие средства для спасения. Но географическое расстояние, этнографические особенности не могут вызвать того, чтобы в одном месте под именем истины предлагалось одно учение, а в другом — другое. Если предлагаемые таким образом различные учения по содержанию встретятся между собою, то исповедующие их непременно должны будут рассматривать друг друга как пребывающих во лжи, потому что истина может быть только одною. Таким образом община, содержащая истинное богопознание и богопочитание на земле, может быть только одна, и это ее единство должно обусловливаться не внутренним только невидимым единением в воззрениях ее членов, но их единством внешним. Пребывание в религиозной истине обусловливается пребыванием в общине, ее содержащей. (Проф. Глаголев).
Сам человек не может вполне положиться на свою правоспособность в понимании откровенного учения, в определении даже того, что понимает под откровением, поэтому для него пребывание в общине является необходимым условием для пребывания в истине. Α так как таковая община только одна, то следовательно и все пребывающие в ней едино. Зато если бы между лицами, право чтущими Бога, было бы невидимое духовное единение, то ведь они могли бы оказаться врагами между собою, расходящимися в наиважнейших вопросах об истине, и они могли бы поднимать между собою борьбу и распри при обсуждении этих вопросов, и тогда царство оказалось бы разделившимся на себя, а такое царство устоять не может.
«Поэтому община, содержащая религиозную истину, должна существовать на земле, как некий единый духовный организм. Будучи единою, она должна быть святою. Святым в приложении к конечным существам называется то, что посвящено Богу (евр. kodasch или kadosch греч. άγιος, лат. sanctus). Община, имеющая прямою и в сущности единственною своею целью вступить в единение с Богом, конечно, свята, раз она в своей деятельности приближается к этой цели. Настроение ее в общем должно быть нравственно чистым. Пусть отдельные члены общины будут падать на трудном пути нравственного усовершения, подниматься, останавливаться, но раз община в своем целом неуклонно идет вперед, она, значит, свята, ибо в целом остается посвященною Богу, она свята по своему учению, по своей вере, по своим идеалам и, можно сказать, по их осуществлению. Такая единая и святая община необходимо должна существовать на земле, ибо если бы ее не было, то значит все человечество, отреклось от достижения той цели, к которой оно назначено, значит смысл существования человечества на земле уничтожился бы. Но с другой стороны, существование такой общины необходимо предполагает в среде ее постоянное сверхъестественное воздействие, утверждающее и распространяющее общину. Природе человека в ее настоящем состоянии присуще зло, говоря языком Канта, присуще радикальное зло (Проф. Глаголев).
Но из зла не может вырасти вера и любовь. Человеческая община не может охранить себя в своем целом от умственных заблуждений и нравственных падений, и если она непрестанно движется по пути правды, значит она непрестанно охраняется силою свыше, и если правда в ней разрастается, то значит святое воздействие в ней действует все сильнее и шире. Эта община есть оживляемая силой Святого Духа Церковь.
Далее. Для того, чтобы целесообразно властвовать над материальной природой, преобразуя ее в живую оболочку и среду высших духовных и божественных сил, в тело Божие, нужно человеку в себе иметь начаток этого тела Божия, семя, закваску новой высшей природы и жизни (тело духовное), и это семя частоты и светлости заключается только в теле Христовом и, только приобщаясь ему, можем мы принять в себя зародыш новой жизни, в которой и к нам переходит Христова власть над всякой властью. Иначе мы всегда будем рабами материи, материального мира.
Христос сказал: Я есмь путь, истина и жизнь (Иоан. 14, 6). И если Христос постоянно и всецело присущ Церкви своей, то Он присущ ей как путь, истина и жизнь. Преемство иерархическое, от Христа идущее, есть путь, которым благодать Христова распространяется по всему телу Его, т. е. Церкви; исповедание Христа как совершенного Богочеловека есть свидетельство истины Христовой; святые таинства суть основания жизни Христовой в нас. В иерархии сам Христос присутствует как путь, в исповедании веры — как истина, в таинствах — как жизнь. Неразрывным соединением этих трех элементов церковной жизни определяется сущность Церкви как царствия Божия, богоустановленные формы церковно-религиозной жизни человечества (таинства и веро- нравоучение), посредством которых Дух Святый действует в людях, устрояя их спасительное единение с Богом (свящ. Попов).
Христианство есть любовь и жизнь в Церкви, дает истину и свободу.
Нередко говорят, что в Церкви нет свободы, потому что, во-первых, иерархия владеет душами и волей христиан, во-вторых, потому, что ее связывает ее прошедшее: ее решения, ее соборы, смысл обрядов.
Ни то, ни другое неверно. Иерархия, как мы указали мимоходом, не власть, а избираемая волею Церкви дружина, связующая Церковь с Церковью времен отеческих и апостольских, посредствующая служением своим между членами Церкви и Господом, но в действиях своих определяющаяся волей всего церковного народа, молитвой всей Церкви и общим советом.
Второе — явное недоразумение.
«Но ведь Церковь, меняющая свое прошлое, отрицает себя, — пишет Хомяков. — Церковь не может быть в одно время истинною и быть не согласною с св. Писанием и с миром Божественных откровений. Свобода человеческого разума состоит не в том, чтобы по-своему творить вселенную, а в том, чтоб уразумевать ее свободным употреблением своих познавательных способностей, независимо от какого бы то ни было внешнего авторитета. Св. Писание есть откровение Божие, свободно понятое разумом Церкви; определения соборов, смысл обрядов, словом, все догматическое предание есть выражение того же откровения, понятого одинаково свободно, только под другими формами. Непоследовательность и противоречия знаменовали бы не свободу, а заблуждение, ибо что истинно сегодня, было истинно и в прошедшие века. Мысль современной Церкви (а мысль Церкви значит не иное что, как просвещенный благодатию разум ее членов, связанных между собою нравственным законом взаимной любви) есть та самая мысль, которая начертала Писания, та самая, которая впоследствии признала эти Писания и объявила их священными, та самая, которая, еще позднее, формулировала их смысл на соборах и символизировала его в обряде, мысль Церкви в настоящую минуту и мысль ее в минувших веках есть непрерывное откровение, есть вдохновение Духа Божия...» (Хомяков).
Церковь свободна и может создавать новые формы своего быта, но она не может быть, в противоречии сама с собой, в разногласии с своим прошлым.
Таков в общем образ Церкви.
Я не пишу, повторяю, догматического очерка: цель моя, между прочим, показать, как гибельно выделение от Церкви, стремление к обособлению от ее жизни. Как ни печально, но нужно сказать, что это невнимание к Церкви есть и в старообрядчестве.
У писателя Короленко есть картинка, рассказ одного сибиряка.
Пришел я в избу (на ночлег), рассказывает сибиряк: переночевал на печке; утром проснулся, вижу: вошли в избу старики, поставили икону и стали молиться... Ну, я говорю себе, и я мол с ними помолюсь.
Наладился перекреститься, а старуха меня за руку.
— Что ты делаешь!
— Молиться хочу.
— С нами нельзя, помолишься после.
Я снова залез на печку. Вышел старик, дед свою икону поставил: молится.
Я опять на молитву встал, а старик меня прогнал: «после», — говорит.
Α потом иконы унесли, пришли молодые хозяева, и у них одно Распятье.
— Ну, говорю, хотя на Распятье помолюсь. Одначе и эти не дозволили. И пошел я молиться на солнышко.
Как печально это разделение в молитве!
Когда-то и у наших предков были в храмах свои иконы; это было результатом религиозного неведения, не выражало отделения, но все же было нехорошо.
В господствующей церкви, при внешнем формальном единстве, нет никакой общей жизни, никакого объединения, даже прихода; церковь, ставшая ведомством, перестала быть Церковью.
В протестантстве и сектах протестантского течения, по самому существу вероучения, нет Церкви: общение с Христом (как мы уже сказали) представляется чисто личным.
В их устах молитва «Отче наш» — ложь, потому что они не имеют религиозного молитвенного общения со своими единоверцами; не имеют они и связи с вселенской Церковью, отрицая общение с почившими и Церковью Сиона небесного!
Католичество знает только внешнее (не административное, как господствующая, а внешнее по самому существу понимания отношений иерархии и народа) единство; иерархия и народ здесь — две части, не соединенные духовно во единство. Одна часть приказывает, дарует благодать; другая только повинуется и принимает эту благодать, даруемую в акте механическом (opus operatum) без участия души воспринимающего силу Божию.
Старообрядчество более других исповеданий разумеет истину Церкви; истину единения, лежащую в идее Церкви. Их церковные порядки, их общинное и соборное устройство, стоящее на почве подлинного канона, уже одно это говорит, что здесь подлинная Церковь.
Однако и здесь есть место для пожеланий.
Не говоря уже ο беспоповстве, которое лишило себя спасения по недоверию к Господу Христу, отвергнув «душу» Церкви: литургию и евхаристию, оторвавши себя от вселенской Церкви, в Церкви истинной есть частные признаки уклонения к настроениям католическим и протестантским.
В иерархии есть (конечно, в части) стремление к католическому властвованию; желание уменьшить, принизить значение народа, его голос в церковном деле.
В народе чувствуется некая отвычка от полного церковного чина, — наследство долгих гонений.
В епархии (Харьковской) возникает вопрос, нужен ли ей особый епископ. И видимо — большинство отвечает: «нет, не нужен».
Очевидно, здесь притуплено понимание духовного значения епископства, связи с ним, епископского учительства. Местная церковь не смотрит на епископа, как на необходимую часть епархии, необходимую не для администрации управления, посвящения иереев, а для духовного пасения местной паствы.
Приходы точно так же, лишаясь священника, не всегда торопятся найти его: можно мол обойтись по старине пока.
Ясно, что они не переживают во всей силе радости евхаристии, не понимают, что она — животворящая сила Церкви и без нее христианская жизнь не полна. Служба церковная без литургии, конечно, не имеет той связующей, объединяющей силы, как первейшая из служб церковных.
Наконец, начало соборности — твердое в теории — не вполне применяется даже на общих соборах, часто совершенно не находит никакого выражения в епархиях.
Да и общины сельские и городские, объединяясь около храма в общих делах общины, очень узко понимают свое церковное дело. Советы общин занимаются интересами храма, храмового благосостояния — и почти только этим. Но где общинное церковное учительство, благотворительность, просвещение школой и книгой? Их нет! Α это значит, что по отношению к земле мы, старообрядцы, менее понимаем земную идею Церкви, чем даже греки или сербы, у которых около храма сосредоточивается широкая и святая работа благотворительности и просвещения.
Да даст нам Великий Глава Церкви силу вести жизнь Церкви без малейших уклонений от воли Его, по заветам Его.
Наши грехи против Церкви не таковы, чтобы лишить нас благодати Христовой, но всякое малое нестроение в Церкви все же опасно в вредно.

Журнал «Старообрядческая мысль». М., 1916 № 1 С.13-20.