ДРЕВЛЕПРАВОСЛАВИЕ. Форум старообрядцев всех согласий

Severo пишет:

цитата:

А нечего было удельным князьям некоторым против своего сюзерена воевать, вот и получили по рогам

Он жену князя потребовали.

цитата:

К городу Рязани
Катят трое сани,
Сани развальные —
Дуги расписные;
Вожжи на отлете;
Кони на разлете;
Колокольчик плачет —
За версту маячит.
Первые-то сани —
Все-то поезжане,
Все-то северяне,
В рукавицах новых,
В охабнях бобровых.
А вторые санки —
Все-то поезжанки,
Все-то северянки,
В шапочках горлатных,
В жемчугах окатных.
А что третьи сани
К городу Рязани
Подкатили сами
Всеми полозами.
Подлетели птицей
С красной царь-девицей,
С греческой царевной —
Душой Евпраксевной.

У Рязанского князя, у Юрия Ингоревича,
Во его терему новорубленном,
Светлый свадебный пир, ликование:
Сына старшего, княжича Федора,
Повенчал он с царевной Евпраксией
И добром своим княжеским кланялся;
А добро-то накоплено исстари:
Похвалила бы сваха досужная,
В полу — глаз поглядя, мимо идучи.
Во полу — столе, во полу — пиру
Молодых гостей чествовать учали,
На венечное место их глядючи,
Да смешки про себя затеваючи:
Словно стольный бы князь их не жалует —
Горький мед им из погреба выкатил,
А не свадебный!.. "Ин подсластили бы!"
А кому подсластить-то?.. Уж ведомо:
Молодым...
Молодые встают и целуются.
И румянцем они, что ни раз, чередуются,
Будто солнышко с зорькой вечернею.
И гостям и хозяину весело:
Чарка с чаркой у них обгоняются,
То и знай — через край наливаются.
Только нет веселей поезжанина,
И смешливее нет, и речистее
Супротив княженецкого тысяцкого —
Афанасия Прокшича Нездилы.
А с лица непригож он и немолод:
Голова у него, что ладонь, вся-то лысая,
Борода у него клином, рыжая,
А глаза — что у волка, лукавые,
Врозь глядят — так вот и бегают.
Был он княжеским думцем в Чернигове,
Да теперь, за царевной Евпраксией,
Перебрался в Рязань к князю Юрию
Целым домом, со всею боярскою челядью.
А на смену ему Юрий Ингоревич
Отпустил что ни лучших дружинников,
И боярина с ними Евпатия
Коловрата, рязанского витязя,
Князя Федора брата крестового!
Не пустил бы князь Юрий Евпатия,
Если б сам не просился:
"Прискучило
Мне на печке сидеть, а ходить по гостям
Неохоч я,— про то самому тебе ведомо".
Попытал было князь отговаривать:
"Подожди, мол: вот свадьбу отпразднуем".
Так стоит на своем: "Не погневайся:
Я зарок себе дал перед образом
Самому не жениться, не бабиться,
Да и вчуже на свадьбе не праздновать,
Хоть пришлось бы у брата крестового.
Да и то, что хотел бы в Чернигове
Повидать осударь — князя Игоря:
Может, вместе сходил бы на половцев..."
Замолчал князь. А княжичу Федору
И перечить не след другу милому;
Только обнял его крепко-накрепко,
И обоим глаза затуманила
Дорогая слеза молодецкая.
И уехал боярин Евпатий с дружиною...
Провожали удалого витязя
Горожане и люди посельные,
А почетные гости рязанские
Хлебом-солью ему поклонилися,
А молодки и красные девицы
Долго-долго стояли, задумавшись,
В теремах под окошком косящатым.
Даже свахи — и те подгорюнились,
Хоть ни ходу, ни следу им не было
Во дубовые сени Евпатьевы,
Во его во боярскую гридницу.
А сам витязь-то словно не ведает,
Какова есть на свете зазнобушка
И кручина-истома сердечная:
Подавай для него, что для ясного сокола,
Только вольный простор вкруг да около.

Отсидели столы гости званые;
Поезжане свой поезд управили;
Караваем князь Федор, с княгинею,
Со своей ненаглядной молодушкой,
Старшим родичам в пояс откланялся,
Помолился в соборе Заступнице
И поехал из стольного города
В свой удел...

На горе на обрывистой.
Над рекой Осетром, над излучиной,
Строен терем князь Федора Юрьича.
Бор дремучий кругом понавесился
Вековыми дубами и соснами,
Сполз с горы, перебрался и за реку,
Точно вброд перешел, и раскинулся
В неоглядную даль, в необъездную...
Зажил князь с молодою княгинею
В терему, что на ветке прилюбчивой
Сизый голубь с голубкою ласковой.
И уж так-то ласкала княгиня Евпраксия,
Так-то крепко любила милого хозяина,
Что и слов про такую любовь не подобрано.
А сама из себя — всем красавица:
И собольею бровью, и поступью,
И румяной щекой, и речами приветными.
Будет год по десятому месяцу —
Родила она первенца — княжича...
Окрестили его на Ивана Крестителя
И назвали Иваном, а прозвали Постником,
Для того что ни в середу княжич, ни в пятниц:
Не брал груди у матери...

Федор-князь,
На такой на великой на радости
В новоставленный храм Николая Святителя,
Чудотворца Корсунского, вкладу внес
Полказны золотой своей княжеской...

2

По рязанским лесам и по пустошам
Завелося под осень недоброе.
Кто их знает там: марево, али и — зарево?
Вот: встает тебе к небу, с полуночи,
Красный столп сполыньей беломорскою;
Вот: калякает кто-то, калякает...
По деревьям топор ровно звякает...
А кому там и быть, коль не лешему?
Нет дороги ни конному там и ни пешему...
Раскидали рассыльных — вернулися,
Говорят: "Нас вперед не посылывать,
А не то уж не ждать: со полуночи
Мы того навидались-наслышались,
Что храни нас святые угодники!..
Вы послушайте — что починается!..
От царя, от Батыя безбожного,
Есть на русскую землю нашествие.
Слышь: стрелой громоносною-молнийной
Спал он к нам, а отколе — незнаемо...
Саранча агарян с ним бессчетная:
Так про это и знайте, и ведайте..."

3

Было сказано... Следом и прибыли
Два ордынца, с женой-чародейницей,
Все ж к великому князю Рязанскому
И к другим князьям — Пронским и Муромским
"Так и так: десятиной нам кланяйтесь
С животов, со скотов и со прочего".

Снесся князь с Володимером-городом
И с другими, да знать уж, что втепоры
Гнев господен казнил Русь без милости:
Отступились со страхом и трепетом...
Ну, тогда старый князь князя Федора
Повещает, что вот, мол, безвременье...
"Поезжай ты с великим молением
И с дарами к нему, нечестивому...
Бей челом, чтоб свернул он с Воронежа
Не в Рязанскую землю, а в Русскую...
О хозяйке твоей озаботимся..."
Федор-князь и поехал...

4

И вот что случилося:
Ехал Нездила Прокшич с князь Федором
И за ними рязанские вершники, шестеро,
В стан Батыев... проехали островом
Подгородным; проехали далее,
Островами другими, немеренными,
И уж дело-то было к полуночи...
Все — сосняк, березняк да осинник... Промеж
листвы
Издалека им стало посвечивать...
Едут по лесу, на свет,— прогалина:
Луг и речка; за речкой раскинуты
Сплошь и рядом шатры полосатые —
Стан и стан неоглядный... Кишма-кишат
Люди — не люди, нет на них образа божьего.
А какое-то племя проклятое,
Как зверье окаянное якобы...
Кто в гуне просмоленной, кто в панцире,
Кто в верблюжую шкуру закутался...
Узкоглазые все и скуластые,
А лицо словно в вениках крашено.
Шум и гам! Все лепечут по-своему;
Где заржет жеребец остреноженный,
Где верблюд всею пастью прорявкает...
Тут кобылу доят; там маханину
Пожирают, что волки несытые;
А другие ковшами да чашками
Тянут что-то такое похмельное
И хохочут, друг друга подталкивая...
Вдоль по речке топливо навалено
И пылают костры неугасные.
Сторожа в камышах притаилися...

Обокликнули князя и с Нездилой,—
Отозвались они и поехали
Через весь стан к намету Батыеву.
Всполошилась орда некрещеная:
Сотен с пять побежало у стремени...

Князь с боярином едут — не морщатся —
Меж кибиток распряженных войлочных;
Стременной Ополоница сердится,
А другие дружинные вершники
Только крестятся, в сторону сплевывая:
На Руси этой нечисти с роду не видано...

Закраснелась и ставка Батыева:
Багрецовые ткани натянуты
Вкруг столпа весь как есть золоченого.
Одаль ставки, а кто и при пологе,
Стали целой гурьбою улусники —
Все в кольчугах и в шлемах с ковыль-травой;
За плечами колчаны; за поясом
Заткнут нож, закаленный с отравою,
На один только взмах и подшептанный.

Князя в ставку впустили и с Нездилой.
Хан сидит на ковре; ноги скрещены;
На плечах у него пестрый роспашень,
А на темени самом скуфейка парчовая.
По бокам знать, вельможи ордынские,
Все в таких же скуфейках и роспашнях...
Стал челом бить ему, нечестивому,
Федор-князь, а покудова Нездила
Подмигнул одному из приспешников
И отвел его в сторону.
Молит князь:
"Не воюй-де, царь, нашей ты волости,
А воюй что иное и прочее:
С нас и взять-то прийдется по малости,
А что загодя вот — мы поминками
Кой-какими тебе поклонилися".
Хан подумал-подумал и вымолвил:
"Подожди: я теперь посоветуюсь...
Выйди вон ты на время на малое —
Позову..."
Вышел Федор-князь — позвали...
Говорит ему хан: "Согласуюся
И поминки приму, только — знаешь ли?—
Мало их... (Толмачами взаимными
Были Нездила с тем же ордынцем
подмигнутым.)
Мало их,— говорит князю Федору
Царь Батый,— а коль хочешь уладиться,
Дай красы мне княгинины видети".
Помертвел Федор-князь сперва-наперво,
А потом как зардеется:

"Нет, мол, хан!
Христианам к тебе, нечестивому,
Жен на блуд не водить, а твоя возьмет,
Ну, владей всем, коль только достанется!"
Разъярился тут хан, крикнул батырям:
"Разнимите ножами противника на части!.."
И розняли...

Потом и на вершников,
Словно лютые звери, накинулись:
Всех — в куски, лишь один стременной
Ополоница
Из поганого омута выбрался...
А боярина Нездилы пальцем не тронули...

5

Воротился боярин в Рязань, к князю Юрию,
Доложил, что принял хан дары княженецкие,
Что покончится якобы дело, как вздумано,
А от князя поехал к княгине Евпраксии
Забавлять прибаутками, шутками, россказнями,
Чтоб по муже не больно уж ей встосковалося.
Говорит: "Князем Юрием Ингоревичем
К твоему княженецкому здравию
Послан я, чтобы вестью порадовать.
Федор-князь у царя у Батыя — состольником;
Пополам и веселье и бражничанье;
Отклонил бог беду неминучую:
Воевать нас татаре заклялися
И уйдут все по слову князь Федора.
А какие они безобразные!"
И пошел, и пошел он балясничать,
Да ведь как: что ни слово — присловие.
Показались те речи княгине занятными,
Учала она Нездилу опрашивать:
"Что за люд такой, что за исчадие?
Вместо дома телега... А женщины
С ними, что ли?.. Какие ж с обличия?"
— "А такие, что смеху подобные,
Из-за войлока выглянет — смуглая,
Очи словно травинкой прорезаны;
Брови черные; скулы навыпяте;
Зубы дегтем уж, что ли, намазаны..."
Балагурит он так, балагурит-то,
А с самим собой думушку думает:
"Вот постой, налетят, так узнаешь ты —
Сколько жен по кибиткам их возится
Да и как из намета-то ханского
Отпускаются бабы — с рук на руки
Ханским ближникам, ханским печальникам,
А уж я за тебя, за голубушку,
Отвалил бы казны не жалеючи..."

6

Загорелося утро по-летнему,
Загорелось сначала на куполе,
А потом перешло на верхушки древесные,
А потом поползло по земле, словно крадучись,
Где жемчужинки, где и алмазиаки
У росистой травы отбираючи.
Куманика перловым обсыпалась бисером;
Подорешник всей белою шапкой своей нахлобучился
И поднял повалежные листья, натужившись;
С Осетра валит пар, словно с каменки,—
Значит, будет днем баня опарена...
У Николы Корсунского к ранней обедне ударили...
И княгиня проснулась под колокол...
К колыбели птенца своего припадаючи,
Целовала его, миловала и пестовала,
И на красное солнышко вынесла,
На подбор теремной, на светелочный.
Вот стоит она с ним, смотрит на поле,
На лес, на реку, смотрит так пристально
На дорогу, бегучую под гору.
Смотрит... пыль по дороге поднялася...
Скачет кто-то, и конь весь обмыленный...
Ближе глянула — ан Ополоница,
Не приметил княгини б, да крикнула,—
Осадил жеребца, задыхается...
А княгиня Евпраксия опрашивает:
"Где же князь мой, сожитель мой ласковый?"
Замотал головой Ополоница:
"Не спросила бы, не было б сказано.
Благоверный твой князь Федор Юрьевич,
Красоты твоей ради неслыханной,
Убиен от царя, от Батыя неистового!"
Обмерла-окочнела княгиня Евпраксия,
К персям чадо прижала любезное
Да с ним вместе с подбора и ринулась
На сырую мать-землю, и тут заразилася1 до
смерти...
И оттоле то место Заразом прозвалося,
Потому что на нем заразилася
С милым чадом княгиня Евпраксия.