ДРЕВЛЕПРАВОСЛАВИЕ. Форум старообрядцев всех согласий

Данилко Е.С.

«Аркадий Беловодский» и «беловодское согласие» на Урале (по материалам одного следственного дела)

Стремление старообрядцев к обретению собственной трехчинной иерархии и постоянные поиски истинного священства, нередко сопряженные с догматическими разногласиями между различными старообрядческими согласиями, как известно, иногда использовались людьми, по определению И. Кудрина, «авантюристического типа» (1). Екатеринбургский исследователь С. Белобородов писал о четырех старообрядческих «лжеархиереях», среди которых наибольшую популярность получил некий Аркадий Беловодский, развернувший активную деятельность на Урале во второй половине XIX в. (2).

Сохранившаяся информация о «самозванце Аркадии» – основателе «беловодского согласия» фрагментарна, отрывочна, и, безусловно, еще нуждается в обобщении. Важным источником для реконструкции его биографии, что показательно, являются следственные дела, заведенные на него в разное время и в разных губерниях. Одно из таких следственных дел, отложилось в фондах Российского архива древних актов (далее – РГАДА), мне бы хотелось остановиться на нем подробнее (3).

Скрытый текст

Итак, следственное «дело о сыне коллежского асессора А.С. Пикульском (архиепископе всея Руси и Сибири Аркадии), задержанном в д. Н.Усы Белебейского уезда», было заведено в Уфимской Палате уголовного и гражданского суда в феврале 1892 г. Начиналось оно с изложения основных обстоятельств: «С ноября месяца 1891 года в селениях Белебеевского (Уфимской губернии – ЕД) и смежных с ним Бугульминского и Мензелинского уездов (Самарской губернии – ЕД) – Верхне-Троицком, Казанчах, Усах, Крым-Сарае и Шугане, населенных большей частью старообрядцами, стал появляться человек, именующий себя Епископом «древняго благочестия» Аркадием, который, по слухам, занимался пропагандой между православными раскола, исполнял духовные требы, как для раскольников, так и православных и совершал публичные богослужения» (4).

Появление неизвестного «раскольничьего архиерея» чрезвычайно насторожило местное духовенство. Священник села Нагайбака Александр Цареградский выяснил, что человек этот в здешних краях уже с октября месяца, а на Рождество служил всенощную, освящал воду и ходил с нею по домам. Получив донесение, что в этой время «раскольничий архиерей» находится в выселке Усы, отец благочинный поспешил к становому уряднику. Первым делом решили обойти дома недавних переселенцев-«раскольников» из с. Крым-Сарая Самарской губернии, в частности, Осипа Костина. Заметив же во дворе крестьянина Феогента Киршина убегающего человека, быстро его настигли. Тот оказался стариком высокого роста с длинными волосами и в подряснике, назвался Антоном Савельевым Пикульским, сыном коллежского асессора, в подтверждение чего предъявил письменный вид, выданный Новгородским полицейским управлением 9 февраля 1888 г. В погребе, за ульями скрывался ещё один человек, крестьянин д. Кабаевки Баклановской волости Бугурусланского уезда Самарской губернии Леонтий Липатов Мещанов (5). При тщательном обыске в двух домах были обнаружены старопечатные книги, различные богослужебные предметы, и полные архиерейское и дьяконское облачения. А самое важное – две рукописные ставленые грамоты на имя Архиепископа всея Руси и Сибири Аркадия, подписанные Мелетием Патриархом, Славянско-Беловодским, Индостанским, Индийским, Камбайским, Японским, Вест-Индии, Ост-Индии и Африки, и Америки, земли Хили и Магеланская земли, Патагонии и Бразиии» и четырьмя митрополитами (6).

На первом этапе следствия, проведенного становым приставом, определился весь круг лиц, имевших отношение к делу, и собственно пункты обвинения. В ближнем круге «лже-епископа» были возведенный им в сан дьякона Леонтий Мещанов, и Мина Макаров Масленников – послушник и возница в одном лице. Останавливался Аркадий в доме крестьянина Осипа Игнатьева Костина, заявившего уряднику, что «он крепко верит в вероучение Архиепископа Аркадия и от его учения не отказывается» (7).

Успел Пикульский много: в выселке Усы «совратил в раскол Хрисанфа Зорина со всем семейством, в селе Шуган – Михаила Кудряшова с женою, Василия Андреева Титова, Петра Кривошеева с женою и Никифора Ильина Новикова» (8). Осенью 1891 г., в компании Липатова и Масленникова, разъезжал из места в место, побывал в заводах Нижне- и Верхнетроицком, Усень-Ивановском, с. Казанчи, в доме крестьянина Малахова проводил беседы и службы. Кроме того, «окрестил детей совращенного им в раскол вышесказанного крестьянина Зорина – дочь Фотинью и сына Давида, которого и повенчал по раскольническому обряду с девицею Елизаветой Поповой; повенчал по раскольническому обряду православных Павла Александрова с девицею дер. Казанчей Феодосьей Порфирьевой Санниковой и присоединил к своей секте крестьянку с. Шугана девицу Марию Суханову») (9). Девицу Суханову Пикульский обещал повенчать с давним своим знакомцем из Крым-Сарая Софронием Чернышовым. Сватовство состоялось, и невеста даже была «исправлена», но арест «Владыки» расстроил планы. Хоть сама Марья и готова была бежать с молодым человеком, обвенчавшись у другого «беловодского» священника, мать ее не пустила, видимо, испугавшись обвинений в расколе. Сам же задержанный Антон Пикульский показал, что у старообрядцев он считается архиепископом, однако «между православными этого звания не провозглашает и никого не совращал» (10).

Выяснение всех этих обстоятельств происходило во время допросов названных свидетелей, большинство которых познакомились с Аркадием недавно и виделись с ним лишь однажды или несколько раз. Однако некоторые заявили следствию, что знают «Владыку» давно, лет пять-десять, или «даже не помнят сколько» (11). Дополнительное же дознание показало, что Аркадий появился в первый раз в соседнем, Бугульминском уезде, еще в 1884 г., в д. Черный Ключ из Пермской губернии. Туда для принятия веры к нему ездил крестьянин из Верхнетроицкого завода Кузьма Половодов, там же познакомился с Аркадием и верный ему Осип Костин, в доме которого собственно и произошло задержание «Архиепископа» (12).

Таким образом, выявляются довольно ранние и уже налаженные контакты «Беловодского архиепископа» со старообрядцами Уфимской и Самарской губерний. Фамилии же крестьян, фигурирующих в следственном деле (Стулов, Чернышов, Александров, Масленников), встречаются и в материалах, опубликованных в «Пермских епархиальных ведомостях» (13).

В «Описи» предметов, изъятых при обыске в выселке Усы Уфимской губернии, представлено довольно подробное описание архиерейского облачения, в том числе и «митра малинового бархата, кругом с четырьмя деревянными иконами, и пятая иконка наверху, кругом иконок и самая митра обложена стеклярусом и другими украшениями, подкладка в митре из толстой простой материи, самая митра очень поношенная» (14). Следует отметить, что практически все элементы облачения, попавшие в «Опись» 1892 г., оказались «очень поношенными» и «неновыми». Хотя справлять наряд своему архиерею старообрядцам приходилось, видимо, нередко. Одежда и богослужебные предметы неизменно изымались во время следствий и отправлялись в Духовную Консисторию. А энергичному Пикульскому только с 1870-х по 1890-е гг. пришлось пережить целых три ареста.

На допросе во время следствия «Архиепископ Аркадий» рассказал о себе следующее: «Я есть сын Коллежского Асессора Савелия Тимофеевича Пикульского. Зовут меня Антон, родная мать моя происходила из дворян; звали ее Кирилла Семенова, уроженка Киевской губернии, города не знает. Она умерла, и после ее смерти отец женился вновь на Прасковье Яковлевне, уроженке Нижегородской губернии, происхождения ее не знаю. От первого брака были мои братья и сестры, а имена: Федор, Михаил, Мария, Марфа, Александра. Из них живы только Федор и Михаил, от второго брака – Яков и Александра, живы и поныне. Также жива мачеха, которая проживает в Новгороде, а брат Михаил служит где-то инспектором железных дорог. Чем родственники в Новгороде занимаются, не знаю, но живут на пенсию после отца» (15). Формулярный список отца Антона – Савелия Тимофеевича, – выданный Командиром Анапского Артиллерийского гарнизона, II бригады Кавказского округа, позволяет уточнить дату рождения будущего «архиепископа» – 3 августа 1834 г. (16).

Дальнейшая биография Аркадия выглядит уже совершенно фантастическим образом. С самого раннего возраста он скитался: «Воспитывался я не при родителях, а с малолетства стал придерживаться страннической жизни, часто временно уезжал из дома, бродил по лесам и скитам старообрядческим, и таким образом почти дома не был. Мать потворствовала, а отец не удерживал. Ходил с разными подвижниками, коих уж нет». Лет в 25–30 был пострижен в монахи. Здесь Пикульский путается, при одном допросе говорит, что это случилось в Даниловском скиту (17), а при втором – в Рождественском, на реке Выг (18). Побродив ещё лет пять, Аркадий был увезён старообрядцами за границу, в восточную Индию, в Камбайское королевство, в г. Левек, где патриарх Мелетий рукоположил сначала в сан архимандрита, с месяц побыл он в Спасо-Богородицком монастыре, а потом тем же Мелетием был назначен Епископом в г. Асмадион, и через короткое время – рукоположен в сан Архиепископа Всея Руси и Сибири. Получив это звание, Аркадий отправился в Россию и «исполнял свою обязанность, то есть переезжал из Губернии в Губернию, ставил старообрядческих священников, дьяконов, а также епископов. Таким образом, в Индии пробыл всего неполные полтора года, и было это в 1858 г. Памятно то, что по возвращении в Россию скончался Государь Николай Павлович» (19). Заключает изложение своей биографии Пикульский так: «Жизнь моя была посвящена служению и возвышению старообрядчества, и это служение я выполнял добросовестно, в чем признаюсь и прошу снисхождения» (20).

Аркадий неохотно рассказывает подлинную биографию своим почитателям, ограничиваясь неясными намёками и недомолвками. Так, постоянный спутник «архиепископа» по разъездам, Мина Масленников на следствии показал, что «Однажды в дороге при душевной беседе Владыко сказал, что у него отец покойный, генерал, а брат служит при дворе. Есть сестра, которая находится в монастыре, и есть мачеха и, что если он перейдет в православие, то грудь ему увешают крестами» (21). Пикульский поддерживает образ страдальца за веру, жизнь его полна тягот и мучений, с которыми он мужественно справляется. Со слов того же Масленникова, «он сидел в тридцати острогах и был ссылаем в Сибирь» (22), а еще «Владыко великий постник и ест мало, страдает припадками, которые бывают с ним раза два в месяц» (23). Юродство, душевные болезни («припадки»), как известно, – обязательные атрибуты святости, особой избранности.

В ходе всего следствия Пикульский не отрицает своей вины, прямо называя себя старообрядцем и утверждая, что архиерейство его законно, не соглашаясь лишь с фактом «присоединения к расколу православных». В вышедшей в 1893 г. статье о «беловодской иерархии» приводился текст прошения Аркадия о присоединении к православию, которое якобы было написано им при аресте в Уфимской губернии (24). Однако в самом следственном деле копии такового не имеется, и нет никаких прямых или косвенных указаний о том, что этот факт имел место. Думается, статья не имела под собой реальной основы, преследуя целью отвратить старообрядцев от «лже-епископа», становившегося все более популярным. Тем более, что и сам Аркадий, прекрасно понимал выгоды такого, несколько вызывающего поведения во время судебных процессов. Прямо заявляя о своем законном праве на архиерейство, он оставался в глазах старообрядцев страдальцем за старую веру, не отрекающимся от своего «истинного беловодского поставления». На эти судебные заседания даже отправлялись специальные делегаты, чтобы проследить, как будет держать себя новый «Архиепископ», сохранит ли достоинство перед лицом опасности (25).

Возвращаясь к рассматриваемому делу, следует отметить, что старообрядцы всячески старались оградить своего «Владыку» от серьёзного наказания. Если сначала они подтверждали сведения местного священника о «присоединении к расколу» под влиянием Аркадия и факты совершения им богослужений и треб, то на втором этапе следствия была уже выстроена другая, более продуманная линия защиты. При повторных допросах выяснялось, что «раскольники» они от рождения или с давних пор, на принятие ими «старой веры» повлияли их родители, поэтому Аркадий, их «не совращал», концовка всех показаний стандартная – «более ничего добавить не могу». Некоторые даже утверждали, что никогда Аркадия не видели. Первые же свои показания объясняли разными обстоятельствами: «прочитанное показание данное Становому не подтверждаю, так как, во-первых, я при даче этого показания был пьян, а во-вторых, не мог показать, что я присоединился к расколу, потому что с детства придерживаюсь его, как и моя жена. Больше добавить ничего не могу» (26) или «Я не подтверждаю, что там записано, так я не говорил, что в моем доме было повенчаны Давид сын с Елизаветой, Павел Александров с Федосьей, также не говорил я, что о. Аркадий присоединил к расколу в с. Шуган Михаила Кудряшова с женой, Петра Кривошеева с женой и Никифора Ильина с женой, почему это все так записано я объяснить не могу» (27). Человек, привезший Аркадия из другого села говорил, что не видел, молился ли тот в доме, потому что «возился с лошадьми», женщина, живущая в доме, где происходило «исправление», что «все это было в другой избе (комнате – Е.Д.), и я ничего не видела» и т.д. Однако священники из этих деревень, на запросы следствия, отвечали, что почти все крестьяне, замешанные в деле, были крещены в православной церкви и отступились от нее недавно (28).

Из двух повенчанных Аркадием пар, одна распалась. Но не состоявшийся муж даже на очной ставке на заявление бывшей невесты, что «раскольничий Епископ о. Аркадий, нас с тобой в доме Финая Киршина венчал. Сам епископ и дьякон его были в облачении, на нас с тобой венец надевали и водили вокруг стола и читали молитвы, только брака этого я не признала и вышла за другого по православному обряду», утверждал, что ничего этого не было, а отца Аркадия никакого он «даже в лицо не видел» (29). Вторая же пара заверяла следователя, что они давно живут «без венца, как любовники» (30).

Таким образом, по мере продолжения следствия, новых обстоятельств дела не выявлялось, а уже имеющиеся показания против Аркадия менялись в его пользу. Наконец, в апреле 1892 г., содержащийся в арестантском доме, Пикульский написал заявление на имя товарища Уфимского губернского прокурора с просьбой выпустить его на поруки до окончания следствия, потому что «не согласен я быть заточенным как невинный». Просьбе, как ни странно, вняли, арестантов было решено отпустить под залог, Пикульского в 300, а Мещанова – в 100 руб. (31). Вскоре было представлено поручительство троицких крестьян. Чтобы выручить Аркадия, они без колебаний готовы были пожертвовать своим личным имуществом: «Павел Рыбаков – новые срубы два в 100 руб., Евстафий Малахов –жеребца гнедого в 30 руб. и корову краснопеструю в 30 руб., итого – 60 руб.; Василия Котлова – корову пеструю в 30 руб., Кузьма Половодов – корову красную 25 руб. и чернопеструю 25 руб и амбар 20 руб., итого – на 40 руб. и Макар Масленников – амбар в 20 руб. и корову красную 20 руб., итого – 40 руб. А всего на триста рублей имущество это, могущее быть свободно к продаже, и без расстройства, с тем и подписуемся» (32). То есть доверие старообрядцев к «беловодскому Владыке» было практически безгранично, можно представить, что значила для крестьянина, даже зажиточного, корова, все эти амбары и срубы. О благоговейном отношении и преданности старообрядцев Аркадию свидетельствуют и их письма. Приведу отрывок одного из них, найденного в кармане рясы Пикульского при задержании. Написано оно было крестьянами д. Кабаевки и Черного Ключа еще в 1884 г.: «Престола Божия достойному предстоятелю и вовся пресвятую весть приносителю, преосвященнейшему Владыке Архиепископу Аркадию, самим Христом нареченному и распространителю православной веры христианской, и утешителю нас, молитвеннику о нас грешная. Мы припадаем в к стопам ног Ваших и просим слезою вас, Владыко святый, не оставже нас грешных сиротами без вашего святитесь своего лица просим вас не гневайтесь на нас, Христа ради, что мы не приехали раньше, потому что не разобрали Ваше письмо, которое вы писали последними письмом 26 сентября, а мы его получили 4-го октября. Мы также овцы вашего стада, не оставьте нас грешных, придержите наши общество все в одном согласии и желают видеть и ожидают вас как Христа» (33).

В июне Пикульский оказался на свободе. Паства его росла, в очередной раз было справлено и парадное облачение. А следствие продвигалось на удивление медленно, несмотря на многочисленные предписания сверху ускорить процесс. Можно предположить, что благосклонность судебных чиновников также была куплена местными «беловодцами». Прошло почти два года и, возможно, так продолжалось бы еще долго, если бы опять не возмутилось православное духовенство.

В феврале 1893 г. становому приставу поступило очередное донесение от благочинного: «Лже-архиепископ Аркадий, вновь, с недели масляной, поселился в выселке Усы, где, как говорят, отправляет богослужение в архиерейском облачении и откуда ездит для совращения в раскол в окольные селения, как например в Шуган, где крестил в прощеный день ребенка у бывшего прежде православным крестьянина» (34).

Вот только разыскать «архиерея» оказалось непросто, он постоянно переезжал с места на место, по слухам был в Оренбургской губернии, останавливался то в Кабаевке, то в Ключах и, наконец, был «задержан ночью посреди улицы» 30 июня 1894 г. в д. Елфановке Бугульминского уезда (35). И снова Пикульскому повезло, уже во второй раз попав под амнистию по Высочайшему Манифесту, он провёл в Белебеевском тюремном замке восемь месяцев, вместо положенного года, и в феврале 1895 г. отправился на постоянное поселение в с. Троицкое Оренбургского уезда Оренбургской же губернии (36). Ещё будучи под следствием, Аркадий частенько наезжал в это село и живал подолгу. Поэтому выбор им Троицкого в качестве «Беловодской митрополии» был вполне объясним.

«Беловодское согласие» сформировалось в Троицком из бывших «никудышников». В свое время они активно участвовали в финансировании первой экспедиции уральских казаков в Беловодье. Поэтому неудивительно, что слухи о появлении в Пермской губернии архиерея из легендарной страны вызвали здесь живейший интерес. Отправившийся было посмотреть и послушать его местный крестьянин Андрей Малин, видимо, сильно увлекся этими речами и привез того беловодца с собой. Первое знакомство с троицкими старообрядцами оказалось для Аркадия весьма приятным: «Умилению и восторгу старообрядцев не было предела, многие плакали, и все желали скорее принять от Владыки благословение». Около 30 семей никудышников перешли в новое согласие, при прежних же убеждениях осталось всего пять-шесть. Решено было устроить походную церковь, помещение предоставил тот же Малин. А вот с поставлением священника связана еще одна чудесная история, впрочем, вполне вписывающаяся в общий полумистический фон, окружающий «Беловодского Архиепископа». Кандидат в священники – прежний наставник Андрей Осипов, оказался в затруднительном положении «хотя и не канонического характера», на голове у него был громадный нарост, за который односельчане называли его «попом с шишкой». Такое физическое уродство не мешало исправлять должность наставника, но принятию священного сана препятствовало: «Как ты будешь носить дискос, Св. Дары на голове, крест, евангелие и проч. Ты будешь посмешищем для всего собрания», говорили ему будущие его прихожане. Андрей пообещал устранить это неудобство и действительно через неделю явился без шишки и получил рукоположение (37).

По материалам дела и на основе имеющихся публикаций можно представить только примерное число приходов «беловодского согласия» на исследованной территории. Итак, в Самарской губернии – в д. Кабаевке, Васильевке, Аксеновке, Черном Ключе, несколько священников Аркадий поставил на территории Уральского казачьего войска – в Силкином хуторе близ Благодарновской станицы, в ст.Соболевской, а в Мустаевской один казак был даже хиротонисан в архимандриты (38). В Уфимской губернии священники появились в Троицких заводах и в с. Шугане. В целом, это была довольно обширная территория, что, в лишний раз, свидетельствует о мобильности Пикульского. Хотя, по редким сведениям из миссионерских отчетов, к концу ХIХ в. его популярность среди старообрядцев стала снижаться, некоторые из поставленных Аркадием священников, знакомые нам по следственному делу, перешли в единоверие, как «беловодский поп Стулов» в Евфановке (39), и «лже-иеромонах Трефилий (Степан) Юрьев в Кабаевке (40), а некоторые – приняли белокриницкую иерархию, как «беловодский лже-поп» в с. Троицком (видимо, тот самый «поп с шишкой») (41). В 1900 г. в Оренбургской губернии еще фиксировалось 630 старообрядцев «беловодского согласия», и было «замечено тяготение беловодского раскола» к австрийщине» (42).

О последних годах жизни самого Аркадия находим лишь несколько скупых строчек в «Самарских епархиальных ведомостях» за 1903 г.: «В настоящее время в епархии у беловодцев нет ни одного иерея, да и сам Аркадий в начале декабря окончил свою жизнь в пределах Оренбургской епархии, не рукоположив себе наместника. Почему и существование этого толка в недалеком будущем должно само собою прекратиться» (43). В Оренбургских же изданиях это событие никак отмечено не было.

Однако прогнозы самарских миссионеров не оправдались. Как написал С.А. Белобородов, беловодская мистификация затянулась. «Беловодский епископ» Михаил (Нерченский) и инок Федор (Поленов) в 1925 г. обратились к известному Андрею Ухтомскому с предложением принять и возглавить их иерархию. Однако тот, отказавшись от столь лестного предложения, направил «ходоков» к епископу Клементу (Логинову). И с этого времени ведёт отсчёт история беловодской ветви катакомбного единоверия, а её, пусть и немногочисленные, представители до сих пор проживают в Поволжье, Сибири и на Дальнем Востоке (44).

http://www.borovskold.ru/content.php?page=lonuemcd_rus&id=86